РЕЗО ЧЕИШВИЛИ
Перевод: Александр Эбаноидзе
Язык оригинала: грузинский
— Были такие случаи... — Похоже, он не понял вопроса. — У него на боку наган болтался. Я, говорит, покажу тебе, поплачет над тобой твоя мать! А я говорю, только посмей, на месте прикончу! И быстрее, чем он, маузер выхватил. Он аж позеленел. Ладно, говорит, посмотрим, кому в конечном счете эти земли достанутся. Поглядим, кто кого... Ну, смотри, сказал я. Так и ушел он — зеленого цвета. А на второй или третий день его взяли... Больше я об этом деле ничего не знаю, и что б меня, Палуша, никуда не таскали, слышишь?
— Да нет же, тебе говорят. Их интересует, как вы его расстреляли.
— Что сделали?
— Расстреляли. Лично ты об этом ничего не знаешь?
— Лично я? Откуда мне знать... Врагов народа отвозили в Кутаиси и там расстреливали. Тех, конечно, кто расстрела заслуживал.
— Значит, так: они хотели... то есть я хотел спросить — когда Ладо Думбадзе на второй или третий день забрали и повезли в Кутаиси, как ты говоришь, ты с ним поехал?
— Куда я с ним поехал?! — Глаза его были обращены в пустоту, и все-таки он умудрялся смотреть на Павле.
— Может, говорю, присутствовал случайно...
— Случайно?.. Где присутствовал?
— При расстреле.
— Где?
— Говорят, в Сагорийском лесу расстреливали... — вмешался сотрудник редакции, тот, что сидел с диктофоном в вытянутой руке.
— Кто говорит?
— Я так слышал...
— Да, врагов народа расстреливали...
— Когда, Эрмиле?
— Да всегда, Палуша... И до, и после... При царе, до революции, во время ваших меньшевиков и после... В двадцать четвертом, тридцать седьмом, тридцать восьмом...
— Место знаешь, Эрмиле?
— Какое место?
— Где людей расстреливали.
— После я всю жизнь колодцы рыл. И здесь, и там, в соседних деревнях... Все колодцы мною вырыты.
— Точно, он колодезником был, — подтвердил Павле. — Мастер.
— Что ты сказал?
— Я им сказал, что ты колодезником работал.
— Да, рыл колодцы... Если меня куда потащут, с тобой буду дело иметь, так и знай!
— Им и про колодцы интересно.
— Про колодцы? Щас вернусь...
Наклонив седую голову, пошел к дому размеренным шагом. Что не за колодцем туда пошел, понял каждый.
— В нашей округе все колодцы он вырыл, крепкий был мастер, — пояснил Павле работникам редакции.
Неподалеку от дома виднелся колодец со срубом и журавлем. К наполовину застекленной веранде было пристроено сооружение из разноцветных кирпичей. Лестница зарастала травой, вокруг разбушевался бурьян. По двору валялись железки, мотки проводов и обломки арматуры, бочка без дна, ведра, ржавое корыто, растрескавшаяся кадка. От ворот тянулась ограда из проржавевшего листового железа, проложенного между натянутой проволокой; бурьян и заросли бузины одолевали двор, подступали вплотную к ухоженному винограднику, где в тщательно промотыженных междурядьях густо росла кукуруза. Металлическую сетку, отгораживающую виноградник от двора, тоже тронула ржавчина. Вокруг виноградника все одолевали ржавчина и бузина.
Эрмиле вернулся с чачей в трехлитровой банке, заплесневелым печеньем в бумажном пакете и сушеными яблоками. На банке поверх налипшего теста отчетливо отпечатались следы пальцев. Стаканы тоже были давно не мыты.
— Где твои сыновья, Эрмиле?
— Что б им оттуда не вернуться! Разверни, Палуша, п и ч е н ь е.
— Не навещают? — Павле разодрал заплесневелую облатку.
— И слава Богу! — погрузил двумя пальцами стакан в банку и достал полный до краев. — Внучка недавно навестила — еле узнал. Как живешь, дедушка, соскучилась... Я говорю: останься, поживи недельку. Не осталась. Деньги взяла, а фрукты — нет.
— Внучка, говоришь? — переспросил Павле, привлекая к рассказу внимание слушателей.
— Девка... На выданье... Что б ей никогда замуж не выйти!.. Будьте здоровы! Не очень крепкая... А к ночи подослала воров из Самтредиа.
— Кто? Внучка?
— Внучка. Напали на спящего... связали. Не успел я ничего. Стали горячим утюгом гладить. Забрали деньги, все, что на похороны отложил, чтоб им отрыгнулось, сволочам! Унесли. Не выдержал я горячего утюга... Пей, Палуша, и другим налей, не крепкая...
— С чего ты взял, Эрмиле, что воров внучка подослала? Да еще из Самтредиа?
— Она ж в Самтредиа болтается... То ли учится там, то ли работает, откуда же прислать, как не оттуда?
— Может, кто другой свинью подложил, а внучка и ни при чем...
— А кто тогда при чем? Кто меня горячим утюгом утюжил?! Пейте, у меня и вино есть. Я вам и кувшины покажу с вином, и колодец...
Колодец оказался очень глубокий, тщательно выложенный речным булыжником.
— Надо знать, как его рыть, иначе обвалится... А где рыть — это особая статья, особый секрет, коли им не владеешь — гиблое дело! Я где ни копал, там и вода проступала. Ни разу не ошибся. Другие месяц потеют, убиваются — нет воды. Зовут меня. Где ж вы, говорю, до сих пор были! Похожу, посмотрю, ткну пальцем: давай здесь! Навалятся на лопаты, заступы — есть вода!.. Так и шла моя жизнь...
Кувшины у него были зарыты под айвовыми деревьями на краю виноградника. Горки землицы поверх кувшинов прикрывали проржавевшие листы железа. И прочих бесполезных предметов вокруг валялось множество.
— А это что такое? — спросил один из гостей, когда вернулись назад, и указал на чудное колесо с ручкой.
— Это вроде самопрялки, старая вещь. Сколько уговаривал Ражден продать
ему — не продал. Пусть валяется, пусть хоть ржа ее сожрет, не отдам... Этим мы выгребали землю. Вот так устанавливается над колодцем, когда только приступаешь. Крутишь, значит, веревка наматывается и поднимает ведро с землей или корзину-годори... Я в подспорье обыкновенно двоих мужиков брал покрепче... Они крутили эту штуку, землю поднимали. А в колодец только сам спускался. Копал, наполнял ведра или корзины, а они, стало быть, поднимали. Я все глубже и глубже спускался, до водяной жилы. До нее сперва щебень был, потом суглинок, потом влага. Вот от чего радость-то, я тебе скажу!
— Скажите нам, пожалуйста, вы помните то место, где людей расстреливали?
— Какое еще место?
— Расстрельное место в Сагорийском лесу!
— Ну и что, если помню? Выпьем за Сталина! Андропов был правильный мужик, да здоровье подвело... А после него наши дела пошли все хуже и хуже. Дошла страна до ручки, на краю гибели стоит, теперь нам уже ничего не поможет. Палуша, не пьешь, что ли?
— Пью, как же!
— Можно водицы? А то жжет очень, — обернулся к Павле один из гостей.
— Чего ему? — спросил хозяин.
— Воды просит.
— Да она же не крепкая, зачем ему вода?
— Кому-то, может, и не нужно, а ему позарез. Сам принесу. Ты сиди, зачем тебе туда-сюда со стаканом ходить!
— А я всю жизнь только и делал, что туда-сюда ходил. Шаг вперед, два шага
назад — слыхал? Сиди уж, принесу, если чего надо. — Он и после чачи пошел твердым, тяжелым шагом; набычив короткостриженую седую голову, словно пробился сквозь заросли в дом и обратно — принес воду в графине. — Немножко тепловатая.
— А из колодца нельзя? — обернулся к Павле гость, попросивший воду.
— Чего ему? — Хозяин косящим глазом уставился на Павле.
— Из колодца хочет. Хотя какая разница — вода и вода... В общем-то, ты прав, тепловата. На солнце стояла?
— Мне в колодец дохлую кошку бросили. Думал, индюшка, а оказалось — дохлая кошка. Надо теперь кого-то просить вычистить, только колодезника-то нет, не осталось... Выпили за Сталина?
— За Сталина или за Андропова?
— Какого еще, на хрен, Андропова!.. Не помри у меня жена, совсем по-другому бы вас встретил. Двор при ней не так был загажен, и... Палуша, хоть ты выпей!
— Пью. Очень хорошая была женщина его жена.
— Что ты сказал?
— Хорошая, говорю, женщина была Анета. Им сказал.
— Ладно, чего там...
— Работящая, гостеприимная... Выпейте хотя бы за упокой, а то обидится.
— Запомни, что б меня никуда по твоей милости не таскали. Пишите, что хотите, можете даже сослаться: так, мол, Эрмиле сказал, но что б меня не таскали. Кого надо было — расстреляли. И еще расстреляют...
— Похоже, им интересней про колодцы...
— Ладно, будет и про колодцы...
После этого газетчики поднялись и, несмотря на упрямый протест Эрмиле — дескать, гость приходит, когда хочет сам, а уходит, когда хочет хозяин, — сели в машину и поехали. Со спуска еще раз увидели седую, грустно поникшую голову старика. Если б не теплая, скверная чача, пожалуй, можно было бы и задержаться на часок-другой.
Известно, что из глубокого колодца даже днем видны звезды. Об этом слышали все, но мало кто видел.
Один из гостей хотел спросить: а правда, что из колодца даже днем видны на небе звезды? Вопрос он приберегал под конец, да так и не задал, забыл. Решил когда-нибудь специально вернуться ради этого. Однако решения своего не выполнил. С тех пор прошло не так уж много времени, но то село и дом ему без проводника не найти. Отложенное же дело (особенно если дело касается грузина) можно считать пропащим.
А из колодца и в самом деле видны дневные звезды.
Видел ли их Эрмиле?
Видел, наверное. Отчего же не увидеть, коли видны...
1 Диалектная, пренебрежительная форма употребления имен.
2 О д а — тип жилого дома, распространенный в Западной Грузии.
|
